Роберт Паттинсон — несомненно, мечта почти всех юных девиц в возрасте от 12 до 20 лет включительно, обожающих его романтического вампира с благородным именем Эдвард из исключительно популярного франчайза «Сумерки». Понять их можно: Роберт высок, строен, по-мальчишески угловат и очень миловиден. Красавцем в традиционном понимании слова его не назовешь, но есть в нем какая-то особенность, что-то в глазах, рисунке губ, что-то, что делает его совершенно неотразимым и желанным для пробуждающихся юных женщин. Глядя на него, трудно себе представить, что этот парень практически без образования, опыта и каких-либо особенных усилий зарабатывает столько, сколько не снилось даже самому успешному доктору, потратившему на обучение лет 10—12, или ученому-физику, у которого процесс накопления знаний не останавливается в течение всей жизни. Но при этом актер остается простым и вполне доступным (во всяком случае на пресс-джанкете), непритязательно одетым — обычные (не дизайнерские) джинсы, серая куртка, желтая в мелкую коричневую клетку рубашка, под ней — белая майка. Сняв куртку и повесив ее на спинку стула, Роберт не спеша закатывает рукава рубашки по локоть и, смеясь, говорит, что самое занятное время — это общение с прессой. «Я узнаю о себе много нового, — говорит он. — Журналисты серьезно готовятся к интервью и находят прорву информации обо мне в интернете, открывая для меня неизвестные стороны моей жизни». Хохочет он тоже по-мальчишески, чуть откидывая голову назад и захлебываясь смехом.
У тебя бывает возможность нормальной беседы с кем-то, когда речь идет не о тебе, а вообще о чем-то другом?
Только когда я снимаюсь. Но приходится прилагать усилия, чтобы относиться к работе не как просто актер, а как своего рода инженер, может быть. А для этого нужно бывать на всех встречах режиссера, сценаристов, продюсеров, когда ты можешь чувствовать себя частью творческого процесса. Забавно, правда, что большинство народа в съемочной группе относится к тебе как к такому легкоранимому существу — актеру, от которого надо что-то скрывать, чтобы не ранить его нежную чувствительную душу. (Смеется.) Помимо работы, наверное, с моей семьей. И моими друзьями, коллегами. Знаешь, я настолько привык к общению только в рамках пресс-мероприятий и одним и тем же разговорам, что порой просто не знаю, что сказать в обычном разговоре, когда речь идет не обо мне.
продолжениеЕсли бы у тебя была возможность, как у твоего героя, рассказать о своей жизни, что бы ты хотел, чтобы люди знали о тебе?
Я надеюсь, что не забуду события из своей жизни, когда стану стариком. (Улыбается.) Мне становится жутко от мысли, что я не вспомню ничего толком из моей жизни. Ты знаешь, мы закончили этот фильм полгода назад, я а уже практически ни дня не помню из того периода. (Пожимает плечами и грустно качает головой.)
КиноПоиск встретился с актером, как это обычно бывает, в рамках пресс-джанкета к фильму «Воды слонам!», основанном на одноименном романе Сары Груэн, где Роберт играет молодого поляка Якоба Янковски, волею судеб попавшего в странствующий цирк, в котором он встречает свою первую (и единственную) любовь. Объект его любви — прекрасная наездница Марлен (Риз Уизерспун), жена хозяина цирка (по сюжету фильма), жестокого и вспыльчивого Августа (Кристоф Вальц). КиноПоиск фильм посмотрел накануне и в разговоре время от времени освежал в памяти актера ту или иную сцену, подталкивая его вспомнить некоторые детали съемочного периода.
В фильме довольно много животных. Как тебе удалось так уверенно выглядеть рядом с ними? Ты всегда любил животных?
О да, я всегда любил животных. Но дело совсем не в этом. Для меня самым потрясающим было то, что животных в цирке тренируют несколько месяцев, а то и лет, чтобы достичь такого уровня, при котором от них можно ожидать повиновения и полной отдачи. Если, скажем, что-то случилось с лошадью или каким-то другим животным, то номер приходится отменять, потому что замены ему нет. Животные, как и люди, могут получать травмы в процессе работы, и это тоже учитывается. Я заметил, что с животными работать на съемочной площадке нужно так же, как и с детьми — реагировать на них, а не пытаться придерживаться того, что на странице сценария. Здесь импровизация неизбежна и даже приветствуется, главное — помнить о задаче, которая стоит перед тобой (смеется), а не перед животным. Когда слон протягивает хобот к твоему лицу, вместо того чтобы повернуться в сторону, ты должен что-то придумать на ходу. Никто не ожидает, что сцена будет проиграна с абсолютной точностью. Каждый новый дубль привносит в нее что-то новое, что, наверное, облегчает задачу режиссера во время монтирования фильма — есть из чего выбирать. (Смеется.) Для актеров такой подход очень удобен: снимает напряжение, позволяет расслабиться и следовать интуиции.
Что-нибудь, связанное с животными на площадке, особенно запомнилось?
О да! (Смеется.) У нас зебры однажды устроили переполох. Зебры — вообще очень сложные животные для работы, они, по-моему, умнее лошадей и ужасно независимы. Они ненавидят привязь. Их практически невозможно приручить или просто контролировать. Если их привязывают, то они стараются вырваться любой ценой. Однажды зебры на площадке решили, что с них довольно, и рванули в нашу сторону, лягая все вокруг. Одна из них мчалась прямо на меня. Я успел отпрыгнуть в сторону и пропустить ее. Потом я слышал, что все считали меня слабаком, что я увернулся, а вот Кристоф заслонил собой Риз — такой вот герой. Мы после смотрели запись этого момента, и оказалось, что это не Кристоф был такой смельчак, а Риз схватила его и поставила перед собой, как щит. (Хохочет.) Кристоф всем хвастал про свою смелость, но мы-то знали правду. (Продолжает смеяться.)
У тебя были какие-то домашние животные, когда ты рос?
Да, у меня была собака, Пэтти. Она была со мной 18 лет. Я по ней здорово скучал, когда она умерла. И вот буквально несколько дней назад я взял из приюта в Батон-Руж другую собаку. Она ужасно смешная, маленькая, смесь какая-то, очень похожа на гиену. (Хихикает.) В Батон-Руж особо заняться нечем, а снимаем «Сумерки» мы всегда там, поэтому собака будет для меня занятием. Когда заботишься о ком-то, время проходит незаметно.
Кроме заботы о собаке, есть ли в твоей «скучной» жизни какие-то увлечения?
Ты знаешь, в Батон-Руж, в гостинице, где я жил, кабельное телевидение располагает довольно обширной коллекцией иностранных фильмов, особенно много европейских картин. Вот никогда бы не заподозрил жителей Луизианы в интересе к иностранному артхаусному кино. (Смеется.) Я там недавно посмотрел «Белый материал» с Изабель Юппер — она гениальная актриса (делая большие глаза и с восторгом в голосе). Похоже, кто-то в Батон-Руж отлично разбирается в европейском кино, у них можно найти практически каждый французский фильм, вышедший за последние пять лет! Удивительные фильмы! Ты даже толком и не понимаешь, чем они тебя цепляют и долго не отпускают!
Но ведь ты бываешь и в ЛА, верно? Ты сейчас живешь в ЛА?
Да, конечно. В Лос-Анджелесе я чувствую себя немного иначе. Это странный город. Там много есть мест, куда можно пойти вечером, но слишком много людей знает тебя в лицо. Я предпочитаю проводить время дома, смотреть старые фильмы, читать.
Тебе в ЛА, наверное, на улице не удается пройти без того, чтобы быть замеченным.
Это ужасно сложно оставаться просто человеком в таких условиях, я знаю. (Качает головой.) Я понимаю, что все это неизбежно, если фильм с твоим участием успешен. Но, ты знаешь, я ужасно не люблю, когда меня фотографируют. У меня это с детства, всегда так было. Даже когда мама хотела фотографировать меня, я терпеть этого не мог. Я стараюсь изо всех сил избегать таких ситуаций, где меня могут фотографировать или просить сделать фото со мной. Я ненавижу это. Внимание ко мне — это, пожалуй, единственный отрицательный фактор в моей профессии, это самый сильный стресс для меня. Особенно противно, что эти люди делают это не для себя, а на продажу, они наживаются, подстерегая меня около моего дома, они там сидят по 24 часа в сутки. Одно дело — согласиться на фотографию с кем-то из поклонников, это я могу еще как-то пережить, но эти акулы папарацци... (Хмурит брови, сжимает кулаки, но вдруг широко улыбается опять.) Ты не думай, я не рисуюсь тут, что вот, мол, такой знаменитый, проходу мне не дают. Я все понимаю и не жалуюсь. Это неизбежность, увы. Привыкаешь с этим как-то жить.
Чем тебе понравился Якоб, твой герой? Что привлекло тебя в нем?
Мой ответ будет, скорее всего, неинтересным. (Улыбается.) Я прочитал сценарий после того, как встретился с Френсисом Лоуренсом в заповеднике, где живет слониха Тай, которая играет Рози в фильме. Мне Якоб сразу стал понятен и близок, я чувствовал, что смогу добавить что-то и от себя в его характер. Вот и все, ничего особенного. Правда, Тай была очень благосклонна ко мне. Она подняла хоботом мячик и бросила его мне, приглашая поиграть. Мы с ней перебрасывались этим мячиком почти три часа. Я получил огромное удовольствие, и мысль о том, что я буду в фильме с таким поразительным животным, меня грела не меньше, чем мысль о том, что Риз и Кристоф будут моими партнерами. Тот факт, что Тай приняла меня сразу, видимо, тоже сыграл не последнюю роль в том, что меня утвердили на этот проект. Так что все было очень просто.
Расскажи о Риз, как с ней работать? Вы ведь уже встречались.
Встречались. А ты откуда знаешь? Эти сцены не вошли в прокатную версию «Ярмарки тщеславия», насколько я помню. Ах да, IMDB. (Смеется.) Риз — исключительная. Ты знаешь, работа в «Ярмарке тщеславия» была моей первой настоящей работой. Я толком ничего не знал, что делал тогда, да и работу эту получил случайно. Я страшно нервничал. Она пришла в мой трейлер размером в собачью конуру и спросила, не хочу ли я пройтись по тексту с ней или просто поговорить. Знаешь, ей ведь совсем не обязательно было это делать — заходить к какому-то новичку и предлагать ему помощь. Я не знал, что сказать, только улыбался и кивал, как дурак. (Смеется громче, чуть захлебываясь.) Мы потом встречались несколько раз. Она милая и очень легкая. С ней просто. Ее нельзя не любить.
Якоб, твой герой, влюблен в Марлен с первого взгляда. Чтобы сыграть такое чувство, надо о нем что-то знать, верно? Ты испытал подобное чувство когда-либо?
Конечно. Я думаю, что каждый из нас испытал подобное чувство. Но, с другой стороны, по-моему, совсем не обязательно проходить через это в своей жизни, чтобы представлять себе, что чувствует человек, влюбленный впервые — об этом так много написано и рассказано, нет? Ты вот спрашивала, чем мне понравился Якоб. Так вот еще и тем, что он понимает Марлен, как никто другой. Он видит, что она недооценивает себя, но она замужем, и это не самый плохой брак, может быть, непростой, но и не самый кошмарный. Бывает и хуже (смеется), я слышал. Однако любви Якоба достаточно для того, чтобы только помочь Марлен понять, что она заслуживает большего в жизни, чем постоянный контроль ее мужа, и в то же время при необходимости он способен отойти в сторону, не мешать ее жизни. По-моему, это очень благородный поступок. Мне кажется, что только большая любовь способна на большие жертвы. Если ты можешь удовлетвориться знанием того, что открываешь другому человеку новые горизонты и помогаешь поверить в себя, то такая любовь может называться настоящей. Мне близка такая жизненная позиция.
Какие у тебя планы на будущее? Ты думаешь продолжить образование?
Не знаю, я пока об этом не думал. Давно, после школы, я собирался изучать политологию, иностранные связи. Я собирался стать политиком. Не делай такие круглые глаза, я и сам знаю, что это сейчас звучит смешно. (Улыбается.) Голливуд перевернул все мои планы. Я не предполагал, что это затянется надолго, но я и не беспокоюсь об этом. Будет нужда и интерес — вернусь к учебе, а пока мне достаточно работы.
Ты любишь читать?
О да! Моя самая любимая книга — «Деньги» Мартина Эмиса. Я много читаю, наверное, это привычка, оставшаяся с детства. Меня дома рано приучили книгам. Я думаю, что это часть нашей культуры. Я стараюсь следить за всеми новинками в публицистике, хотя и художественной литературой не пренебрегаю тоже. Но в потоке книжных новинок можно просто утонуть, поэтому я использую разные ориентиры: рекомендации друзей, коллег, моей семьи. «Нью-Йорк Таймс» дает хорошие ориентиры в разделе «Book Review», им можно доверять.
Ты скучаешь по жизни в Англии?
Иногда — конечно. Кстати, я работал в Лондоне в начале прошлого года. Ты знаешь, на самом деле неважно, где ты географически. Если ты работаешь шесть дней в неделю, ты все равно ничего не замечаешь вокруг. Твое пребывание где бы то ни было ограничено маршрутом отель—студия. Честно говоря, я просто не успеваю скучать, много работы. Разве что по свету в Лондоне — он там особенный. И запах.
В ЛА запах тоже... хм... особенный.
(Смеется.) Это точно! Особенно в летний полдень без ветра. Запах просто висит над городом такой симпатичной коричневой дымкой. (Смеется.) В Батон-Руж, кстати, тоже особенный запах. Если подумать, у каждого места есть свой отличительный запах.
Ты думаешь когда-нибудь вернуться в театр?
М-м-м, не знаю, пока не знаю. Я живу повсюду и нигде толком. (Смеется.) Я живу в отелях разных городов. Театр требует абсолютной преданности на то время, пока ты в спектакле. Я не могу сейчас об этом даже мечтать. Это был бы уже перебор, может быть, в будущем. Не знаю. Время покажет.
Простившись до следующей встречи с актером, КиноПоиск пожелал ему всяческих успехов, здоровья его новообретенному, пока безымянному другу из собачьего приюта, а также передал любовь всех его российских поклонниц. Роберт раскланялся с улыбкой, как бы приседая в реверансе, что выглядело ужасно забавно при его росте и растрепанной шевелюре, которую он не оставлял в покое и теребил всей пятерней в течение разговора. «Передай и им всем мою любовь и самую искреннюю благодарность».